Читать интересную книгу Город снов - Ярослав Шумахер

– Здорово, гуимплен!

– Здорово, гуимплен!

– Как дела у тебя тут, все спишь?

– Знаешь, мне такие сны снятся.

– Опять, как раньше, расскажи.

– Ты мой предпоследний сон, но там тебя нет, понимаешь.

– Кто же там есть, может последний? Кто был последним, а?

– Крыса.

– Угу-гу-гу, чур тебя, чур, спаси Господи твою душу.

– Но и его там нет.

– Давай, короче, рассказывай, и есть будем, сегодня Кирюха приезжает, мы группой встречаемся, пить будем.

– О помидорчики, огурчики, – это тебе ма припасла? – доставал еду из пакета Джей.

– Да, там еще отбивные есть.

– Отлично, у меня гречка вчерашняя осталась, можно разогреть. Садись и слушай.

– Ну.

– В общем, было это здесь или не здесь толком не разберу. Помню только, что собрались мы компанией на природу отдохнуть выбраться. Парни и девчонки какие-то с рюкзаками и пакетами, такое чувство, что будто я их давно всех знаю, а будто и впервые вижу. Настроение у всех было какое-то странное – не то, чтобы нам было невесело или грустно, просто все как-то неотвратимо обычно. Все понимали, что должен быть среди нас главный, и главный это понимал, но по сути главного не было. Все почему-то толклись и жались друг к дружке как в детском саду, и я понял, что главный все-таки есть и не важно, что думают другие и он сам, но по-другому быть не может. И оказалось, что я с другом еду на велосипеде по очереди за всей этой процессией из детского сада и воспитателя. Мы проезжали красивейшие места: леса, озера, серебрящиеся на солнце рябью, небольшие речушки с заводями и песчаными берегами, но упорно ехали дальше. Не определить, сколь долго это продолжалось, но, в конце концов, мы свернули на проселочную дорогу и очутились у старого заброшенного дома, он напоминал незаконченную стройку какого-то здания с окнами без стекол и входом без дверей, повсюду валялись обломки досок, кирпичи, мешки из-под цемента, мусор и всякая всячина. Здесь и решили расположиться. Мы с другом просто обалдели от такого зрелища и, оставив велосипед на пригорке, спустились ко всем, чтобы отговорить их тут разбивать лагерь. Но вожатые уже прошли внутрь строения, какие часто можно видеть в старых фильмах про войну, и остальные безмятежно последовали за ними. Тогда мы подумали, что надо бы забрать велосипед и стали возвращаться к пригорку, но чем ближе мы к нему подходили, тем яснее нам становилось, как далеко остался велосипед. Перед нами теперь возвышалась не то гора, не то скала и велосипед находился на площадке высоко над нами. Вместе с Олегом я решил взобраться на эту гору и достать этот злосчастный велосипед. Олег встал прямо за моей спиной, давая понять, что будет карабкаться вслед за мной. Но как только он это сделал, я и на сантиметр не мог продвинуться вперед, будто неведомая сила запрещает нам выбирать один путь. Я оглянулся на него, чтобы сказать ему об этом, но он по моим глазам прочитал всю нелепость этого положения и отошел в сторону. Мы начали ползти вверх поодаль, вначале это был какой-то рыхлый песок вперемешку с глиной, как бывает в заброшенных карьерах, и нам приходилось быстро перебирать ногами, чтобы не сползать вниз с предательским песком, руками мы пытались хвататься за твердые выступы камней и изредка попадавшихся корней. Олег не отставал и карабкался прямо по центру этой громадины, а я почему-то избрал самый крайний путь. То есть слева от меня была пустая бездна, обрывающаяся неизвестно куда, и я полз по самому ее краю, мне было удобней именно так. Преодолев отвесный песок, пред нами развернулись лесистые уступы и, даже, водные преграды, некоторые приходилось переплывать, другие были не так глубоки, чтоб попасть на уступ выше, мы залезали на деревья, перепрыгивали на более высокие, чьи ветви простирались над уступами и двигались дальше. Мы потеряли счет времени, но были полны азарта долезть до самого верха.

И тут спрыгивая с очередного дерева на землю, предо мной развернулась ровная площадка, наподобие летающего острова из клипа Zomby. Непонятные кусты были высажены ровными рядами и уходили вдаль, а справа от меня, я увидел этот заброшенный дом, очень похожий на тот, который мы оставили внизу, и велосипеда поблизости не оказалось. Вдруг где-то вдалеке мелькнула человеческая фигура среди деревьев, и я подумал, что это, наверное, Олег и крикнул ему: «Олег!» Но как только услышал собственный голос, понял, что этого было делать нельзя – тут же, откуда ни возьмись, зашевелилась пара собак неподалеку от меня, и посмотрели в мою сторону, одна приподнялась и стала медленно приближаться. Они были достаточно велики, но не ухожены, и как будто бездомные, я почувствовал страх и подумал, что у меня даже ножа нет с собой, камня, чтобы отбиться от них. И как только я об этом подумал, увидел, что их тут целые полчища: одни лежали на стройке, другие выползали из черного входного проема, третьи выглядывали из низких разбитых окон. Я сделал пару шагов назад, собаки недобро зарычали и стали быстрее подвигаться на меня; тогда я пулей помчался назад, сквозь кусты и деревья, но внутри был почему-то уверен, что они ничего мне не сделают, то есть по-другому быть не может; а тем временем одна собака догнала меня и пыталась схватить за ногу, я развернулся и стал быстро пятиться, выкидывая ей в морду поочередно ноги, но вторая уже заходила сбоку; и я стремглав кинулся вниз с обрыва, царапаясь о сучки деревьев и застревая в ветвях, я просто летел вниз, с размаху нырял в речушки, которые преодолевал с таким усердием до этого, пробегал порожки и скатился на заднице по песчанику к самому подножию горы.

Велосипед все так же лежал на пригорке, поросшим травой, где мы его оставили, метрах в пяти от меня. Я посмотрел в сторону и заметил Олега, идущего ко мне с другой стороны горы, только что-то с ним сталось, подойдя поближе, я обнаружил, что это был не Олег, а Тимоха. Мы взяли велосипед, и пошли ко всем спускаться, но никого уже там не было. Все пропали куда-то, а, может, ушли в другое место.

– Это какой-то ад… У-у-у, – завопил Глеб, – вот тебе сны снятся. Если бы мне такое приснилось, я бы, наверное, умер от разрыва сердца.

– Понимаешь, все было настолько реально. Ощущение воды, когда я нырял в реку, я даже мог одновременно видеть себя со стороны, как ныряю, вода попадает мне в нос, в уши, одежда насквозь мокрая… И еще у меня сложилось такое чувство, что я уже был на этой горе и знал, что нельзя открывать рот, чтобы удержаться там на какое-то время, но зачем мне это нужно, не пойму. А собак я на самом деле не испугался, у меня было такое предчувствие, что они ждали меня, ждали, что на этот раз я буду делать, может быть, не стану бежать как раньше, может, буду сопротивляться, но они, похоже, тоже чувствовали все, что творится в моем мозгу. Я рисовал картину дальнейших событий, я был режиссером, но опять испугался и убежал, как будто боялся узнать что-то еще, пойти дальше. Вот такое осознание реальности я испытал, Глеба.

– У тебя с головой не все в порядке, мой друг. Ты послушал бы, о чем люди толкуют, поинтересовался.

– Они мне неинтересны и сны у них очень похожие. Услышав начало одного утром, конец можно дослушать вечером и вряд ли, что изменится. Люди погрязли в поверхностных суждениях и не ищут глубины. Всеобщий сон, всеобщая любовь, всеобщее счастье, всеобщий рай, а между тем нищета сознания сделать что-то абсолютно безусловное и взять на себя ответственность за это. Фальшь и цинизм – сущность их сновидений.

– Но ты и они связаны неразрывными нитями, это бунт против порядка. В снах люди черпают пищу и силы, чтобы бороться за свою…

– За свои сны, – вставил Джей.

– За свою жизнь.

– Я знаю, ты жил в Городе, поэтому у тебя и есть некоторые проблемы, почему ты не остался там?

– Потому что Город тоже стал сном.

– Как это… я тебя не понимаю, что ты хочешь этим сказать?

– Просто все здешние сны реальнее Города, а по ту сторону реальности наоборот. Город живет Вашими снами, а не вы. Вы живете снами Города.

– Чушь какая-то. А ты тогда, чем живешь?

– Моя болезнь в том, что я не утратил способность видеть сны, но вера моя пошатнулась, и я оказался между жизнью и снами.

– Ходят слухи, что ты побывал в метро.

– Метро это сон Города, я проник туда случайно, когда гулял по Городу во сне. Знаешь, там полно железных чудовищ, с разевающимися пастями, и люди, невинные жертвы, добровольно каждый день наполняют своими душами их брюха. В них они перемещаются с места на место, чтобы потом опять ублажить неистовство железного червя.

– И ты побывал в его чреве?

– Да, но не совсем так, случилась беда. Попав внутрь, я испугался и вылез на непонятной станции, у которой не было выхода наверх, она вообще была какая-то безлюдная и не походила на остальные. Я вынужден был спрыгнуть в тоннель и бежать по рельсам, к счастью, на следующей станции люди были, только вот стояли как-то неподвижно, и было чувство, что это та же самая станция, с которой я только что убежал. Я еще долго бегал по линии, пока какой-то странный человек в синей форме не поймал меня за руку и не вытащил наружу. Зато следом я оказался в галерее картин. Там были Ван Гок и Герника, разрезанная на части и прикрепленная к потолку, наподобие колпака звездочета. Там было так много картин на стенах, и от их смешения у меня заболели глаза и выступили слезы.